— Она была единственной девушкой, на которую смотрел Чарльз. Вы знали это, правда?
— Да. Я знал. Даже когда она была маленькой девочкой...
— Он только и ждал, когда она вырастет.
Дункан ничего не ответил. Оливер взял сигарету и закурил, затем уселся на край кресла, которое стояло с другой стороны камина. Дункан внимательно посмотрел на него.
— Что вы собираетесь делать теперь? С имением, я имею в виду.
— Продать его, — ответил Оливер.
— Вот так просто?
— Да. Я не вижу другого выхода. Конечно, это позор — продавать имение. Но я не живу здесь. Моя работа и корни в Лондоне, и я не собираюсь становиться шотландским землевладельцем. Это было привилегией Чарльза.
— Карнеи что-нибудь для вас значат?
— Конечно. Это дом, где я рос.
— Вы всегда были хладнокровным парнем. Чем вы занимаетесь в Лондоне? Я никогда не мог там долго находиться.
— Просто я люблю его.
— У вас там приличный доход?
— Достаточный для содержания приличной квартиры и автомобиля.
Глаза Дункана сузились.
— А как насчет любви?
Если бы кто-нибудь другой задал Оливеру подобный вопрос, он не потерпел бы вмешательства в свои дела. Но это был Дункан. «Ты коварный старый дурак», — подумал Оливер и ответил ему:
— Все в порядке.
— Я могу вообразить вас окруженного кучей очаровательных женщин...
— По вашему тону я не могу определить — не одобряете или завидуете...
— Я не это имел в виду, — сухо произнес Дункан. — Как только у Чарльза может быть такой брат! Вы никогда не думали о женитьбе?
— Я не женюсь, пока не состарюсь для других дел.
Дункан хрипло рассмеялся:
— Такой ответ ставит меня на место. Но давайте вернемся к Карнеям. Если вы хотите продать дом, продайте его мне.
— Я предпочел бы продать его вам, чем кому-либо еще. Вы знаете это.
— Я куплю ферму, участок для охоты и озеро. Но нужно продать еще дом. Вы можете продавать по частям. В конце концов, он не слишком велик, находится не очень далеко от дороги, и сад ухоженный.
Успокаивало, что он говорил просто, обычными словами, это облегчало проблемы Оливера. Это была манера, в которой всегда работал Дункан Фразер, манера, помогшая ему разбогатеть в сравнительно молодом возрасте, выгодно продать дело в Лондоне и, как он всегда мечтал, возвратиться в Шотландию, купить землю, обосноваться и стать сельским жителем.
Однако такое завершение его карьеры вызывало отрицательную реакцию у жены Дункана, Элайн. Ей не хотелось оставлять юг и пускать корни в диком Пертшире, скоро она стала скучать от жизни в Рози-Хилл. Она тосковала без своих друзей, ее не устраивала погода. Она жаловалась, что зимы здесь длинные, холодные и сухие, а летние месяцы — короткие, холодные и влажные. Соответственно ее посещения Лондона стали более частыми и более продолжительными, пока не наступил неизбежный день, когда она объявила, что никогда не вернется, и их брак рухнул.
Если Дункан и был расстроен этим, он умело скрывал свои переживания. Он любил, когда Лиз приезжала к нему, но, когда она уезжала, чтобы посетить мать, он не тосковал — у него было много интересов в жизни. Когда он только прибыл в Рози-Хилл, местные жители отнеслись скептически к его фермерским способностям, но он сумел утвердиться и получить всеобщее признание, стал членом клуба «Релкирк и Дж. П.». Этот человек очень нравился Оливеру.
Он сказал:
— У вас так разумно и легко все выходит, как будто речь идет не о продаже дома.
— А так проще. — Пожилой мужчина расправился с содержимым своего стакана одним большим глотком, поставил его на стол и резко встал. — Подумайте обо всем этом, так или иначе. Вы долго здесь пробудете?
— У меня отпуск на две недели.
— Предположим, что мы встретимся в среду в «Релкирке»? Я приглашу вас на обед, и мы дружески побеседуем в компании с адвокатами. Или это слишком быстрое развитие событий?
— Нисколько. Чем скорее это будет решено, тем лучше.
— В таком случае я пошел домой.
Он направился к двери, Лайза сразу встала и пошла за ними в холодный холл, ее когти стучали по полированному паркету.
Дункан поглядел через плечо:
— Грустно видеть собаку без хозяина.
— Да, тяжело.
Лайза наблюдала, как Оливер помог Дункану надеть пальто, и затем пошла за ними на улицу к тому месту, где стоял старый черный «бентли». Вечер был более холодный, чем когда-либо, было темно, и дул порывистый ветер. Под их ботинками на грязной дороге захрустел лед.
— Скоро опять повалит снег, — заметил Дункан.
— Похоже.
— Что передать Лиз?
— Пусть придет навестить меня.
— Я передам. Пока. До среды. Увидимся в клубе. В двенадцать тридцать.
— Я буду там. — Оливер захлопнул дверь машины. — Езжайте осторожно.
Когда автомобиль уехал, он возвратился в дом с Лайзой, следующей по пятам, и, закрыв дверь, на мгновение остановился: он был шокирован неожиданной пустотой дома. Это потрясло его сильнее, чем когда он только прибыл из Лондона двумя днями раньше. Он задумался, привыкнет ли он когда-нибудь к этому.
В холле было холодно и тихо. Лайза, взволнованная неподвижностью Оливера, ткнулась носом в его руку, и он наклонился, чтобы погладить ее по голове, почесал ее шелковистые уши. Сквозняк колыхал портьеру, которая висела у передней двери, и она раздувалась наподобие бархатной юбки. Оливер замерз и возвратился в библиотеку, по дороге заглянув на кухню. Там его встретила госпожа Купер с подносом. Вместе они собрали чашки, блюдца, стаканы и очистили стол. Госпожа Купер свернула накрахмаленную скатерть, и Оливер помог ей передвинуть стол на середину комнаты. Затем он проследовал за ней к кухне, придержал дверь так, чтобы она смогла внести поднос с посудой, и тоже вошел туда с пустым заварным чайником в одной руке и почти опорожненной бутылкой виски в другой.